« ... Plein d'usage et de raison » - article ; n°3 ; vol.37, pg 305-315

Tat'Jana Smoljarova

Description

Cahiers du monde russe : Russie, Empire russe, Union soviétique, États indépendants - Année 1996 - Volume 37 - Numéro 3 - Pages 305-315
Tat'jana Smoljarova, « Plein d'usage et raison... ». Note à propos d'un hypotexte français chez Mandel 'štam.
L'article fait référence au poème le plus « antique » de Mandel'štam, « Zolotistogo meda struja iz butylki tekla... » (Un filet d'hydromel tout doré s'écoulait du goulot...) dont la fin est tirée du sonnet XXXI des Regrets de Du Bellay. Chez les acméistes cette citation joue un rôle clé dans la perception de la culture mondiale. La question posée dans cet article est la suivante : pourquoi Mandel'štam a-t-il emprunté la construction « plein de » (« Odissej vozvratilsja prostranstvom i vremenem polnyj »), alors qu'aucun des traducteurs de Du Bellay ne l'a conservée en russe ? Mandel'štam change par métonymie les deux termes principaux : il substitue les causes à l'effet. L' usage et la raison ne viennent pas tout d'un coup, ils sont les fruits du temps et de l'espace.
11 pages
Source : Persée ; Ministère de la jeunesse, de l’éducation nationale et de la recherche, Direction de l’enseignement supérieur, Sous-direction des bibliothèques et de la documentation.

Informations

• Publié par: CAHIERS_DU_MONDE_RUSSE_-_RUSSIE-_EMPIRE_RUSSE-_UNION_SOVIETIQUE-_ETATS_INDEPENDA
• Publié le: 01 janvier 1996
• Nombre de lectures: 61
• Langue: Россию

Extrait

Tat'jana Smoljarova
« ... Plein d'usage et de raison »
In: Cahiers du monde russe : Russie, Empire russe, Union soviétique, États indépendants. Vol. 37 N°3. pp. 305-315.
Résumé
Tat'jana Smoljarova, « Plein d'usage et raison... ». Note à propos d'un hypotexte français chez Mandel 'štam.
L'article fait référence au poème le plus « antique » de Mandel'štam, « Zolotistogo meda struja iz butylki tekla... » (Un filet
d'hydromel tout doré s'écoulait du goulot...) dont la fin est tirée du sonnet XXXI des Regrets de Du Bellay. Chez les acméistes
cette citation joue un rôle clé dans la perception de la culture mondiale. La question posée dans cet article est la suivante :
pourquoi Mandel'štam a-t-il emprunté la construction « plein de » (« Odissej vozvratilsja prostranstvom i vremenem polnyj »),
alors qu'aucun des traducteurs de Du Bellay ne l'a conservée en russe ? Mandel'štam change par métonymie les deux termes
principaux : il substitue les causes à l'effet. L' usage et la raison ne viennent pas tout d'un coup, ils sont les fruits du temps et de
l'espace.
Citer ce document / Cite this document :
Smoljarova Tat'jana. « .. Plein d'usage et de raison ». In: Cahiers du monde russe : Russie, Empire russe, Union soviétique,
États indépendants. Vol. 37 N°3. pp. 305-315.
doi : 10.3406/cmr.1996.2463
http://www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/cmr_1252-6576_1996_num_37_3_2463ТАТЬЯНА СМОЛЯРОВА
«...PLEIN D'USAGE ET RAISON»
(заметка об одном французском подтексте Мандельштама)
«Тоска по мировой культуре» — одно из самых точных и емких опре
делений, данных Мандельштамом акмеизму. Сквозной метафорой его
творчества стала французская готика, средневековье. О Возрождении как
таковом Мандельштам почти не писал, но и оно было близко ему — уже
хотя бы своим восприятием античности как живой, актуальной реальности.
Хотя ни разу не упоминает имя Иоахима Дю Белле,
творчество этого поэта было для него исключительно важно1.
Омри Ронен приводит в своем разборе «Грифельной оды» несколько
явных отсылок к Дю Белле2. Все цитируемые строки относятся к циклу Les
antiquités de Rome и, как правило, рассматриваются в связи с мотивом «реки
времен» (и, следовательно, стоят в одном ряду с «державинским слоем» в
поэзии Мандельштама). К Дю Белле Ронен возводит также столь
существенную для Мандельштама идею «двойной природы» Рима — города,
воплотившего неизменность и мимолетность, гордого и кроткого одно
временно: «Ce qui est ferme, est par le temps détruit, // Et ce qui fuit, au temps
fait résistance» (Les antiquités de Rome, III).
Но Ронен не упоминает еще одного, принципиально важного, как нам
кажется, подтекста. Самое, быть может, «античное» стихотворение Ман
дельштама — «Золотистого меда струя из бутылки текла...» (1917) —
заканчивается так:
Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный .
Последняя строка этого стихотворения полностью — и содержательно,
и самой синтаксической конструкцией — повторяет строку XXXI сонета
Дю Белле из цикла Les regrets (1558):
Cahiers du Mande russe, XXXVII (3), juillet • septembre I99ň. pp. 305-316. 306 TAT'JANA SMOLJAROVA
Hereux qui, comme Ulisse, a fait un beau voyage.
Ou comme cestui-la qui conquit la toison.
Et puis est retourne, plein d'usage et raison. Il
Vivre entre ses parents le reste de son age Г
Мандельштам говорит о золотом руне в связи с образом Одиссея, что с
точки зрения мифа, естественно, не имеет никакого смысла. Но такой
тематический «стык» мог определяться текстом, на который поэт ориен
тируется. Дю Белле упоминает в двух соседних строках об Одиссее и
золотом руне. Он не называет имени Язона, хотя и однозначно подразуме
вает его относительной конструкцией «тот, кто». Мандельштам опускает ее
и просто выводит Одиссея и Язона в одном лице. (Ср. в стихотворении
«Нашедший подкову»: «Не вифлеемским мирным плотником, а другим —
отцом путешествий, другом морехода»). Это совмещение двух мифолог
ических героев в одном образе служит липшим доказательством того, что
строка Мандельштама действительно является реминисценцией из Дю
Белле.
Подтекст найден, и, естественно, встает следующий вопрос: что же так
роднит двух поэтов, между которыми — три с половиной столетия, если
один для выражения мыслей, пронизывающих всю его поэзию и
организующих созданную им картину мира, избирает слова (а точнее —
готовую формулу) другого.
К 1917 году, когда было написано это стихотворение, переводов Дю
Белле на русский не существовало. Наиболее полная антология поэзии
Плеяды на русском и французском языках, существующая в наши дни,
предлагает три разных перевода XXXI сонета, принадлежащие Ю. Вер-
ховскому, А. Парину и В. Левику*5. Ни в одном из них конструкция Дю
Белле не воспроизведена точно. Таким образом, единственным, кто сохра
нил ее, был Мандельштам, не имевший, казалось бы, перед собой цели
максимально близкого оригиналу перевода. Чем же эта конструкция была
так важна для него?
Сами названия интересующих нас циклов Дю Белле и Мандельштама —
Les regrets (Сожаления) и Tristia — ориентированы на элегический канон
поэзии Овидия6. Тем самым, как по теореме о параллельности двух прямых,
параллельных третьей, эти два цикла соотносятся друг с другом. Элегия —
жанр, как правило, посвященный прошлому. Поэтому система времен
глагола в каждом стихотворении этого жанра должна быть рассмотрена не
только в связи с грамматикой, но и на уровне содержания. Одна из главных
трудностей перевода французских элегий на русский язык состоит в
несовпадении масштабов «пространства памяти»: многочисленным слоям
французской временной перспективы противопоставлен один единственный
задний план русской грамматики.
Дю Белле ставит глагол «retourner» (возвращаться) в «сложное прошед
шее» время — «passé composé», иначе называемое «passé indéfini» («про
шедшее неопределенное»)7.
Полифункциональность и неопределенность этого времени подтвер
ждают его главную философскую характеристику — идею заполненности, « ... PLEIN D'USAGE ET RAISON » 307
объемности. Таким образом, формула «plein d'usage et raison» только
актуализирует знамение полноты, вводимое уже самой грамматической
формулой «est retourné». Мандельштам передает ее прошедшим временем
глагола «возвратиться», выделяющегося на фоне всей системы русского амбивалентностью своей видовой структуры8. Он стоит как бы
между глаголами «возвращаться» и «вернуться» и, тем самым, совмещает в
себе черты совершенного и несовершенного видов — значения продол
жительности и законченности действия (это не просто точка в прошлом, но
путь, «voyage», пройденный между двумя точками).
Интересно, что Анри Абриль, переводя это стихотворение Мандель
штама на французский и имея под руками весь «арсенал» времен француз
ского глагола, по ритмическим соображениям использовал «passé simple»
(«простое прошедшее»), лишив эту строчку существенного элемента
значения:
«Ulysse enfin revint, saturé de temps et d'espace.»^
Сохранив конструкцию, Мандельштам изменил два центральных ее
слова: «пространство и время» не являются переводом «usage et raison».
Весь комплекс значений этих слов действительно сводится к упомянутым в
той или иной форме каждым переводчиком «опыту» и «мудрости»'0. Оба
эти слова подразумевают наличие некоторой пространственно-временной
дистанции. Опыт и мудрость не являются вдруг. Они накапливаются, зреют,
«становятся» вместе с самим временем. Для Мандельштама принципиально
важна именно идея процесса, предшествующего описываемому моменту,
идея присутствия прошлого в настоящем. В этом смысле он поэт причастии,
а не прилагательных11. Поэтому внутри неизменен